несли с листвой прощенье и прощанье,
холодное обидное "вчера"
растаяло, сменившись с о з е р ц а н ь е м...
Но о себе напомнившая боль,
на слоги разбивая мысль и фразу,
казалось, прошептала: - Боже мой! -
глаза слезой наполнив...
Взгляд на вазе тоскливо замер...
Тонкая рука задела роз увядшие бутоны...
- Ну, надо ж - пыль... - погладила слегка
движением замедленным и томным.
Никак не отпускавшая печаль
сквозила в каждом жесте тонких пальцев,
ласкающих букет... ей было жаль
запутавшийся луч в засохших пяльцах
когда-то изумительных цветов,
напомнивших болезненно о лете
мозаикой из пыльных лепестков,
рассыпавшихся прямо на паркете...
- Вас надо было выбросить давно! -
помедлила... решив: - Оставлю этот...
вздохнула, - почему же не дано
вернуть им жизни,
канувшие в Лету?...
Бутон ещё хранил следы тепла,
среди страниц альбома не ложился,
топорщился, ломался... как могла,
она его прижала...
Он лучился
теплом своим упрямо в лепестках,
похожих на шагреневую кожу...
и болью, отдававшейся в висках,
выглядывал по краю из обложек...
Не выдержав борьбы, она сдалась,
расплакалась, выплескивая душу...
цветок на место лёг и, не сердясь,
её рыданья сдавленные слушал...
и думал о портрете над софой...
Печаль вилась браслетами изящно,
в альбом ложилась венчиком хрустящим
меж пятой и двенадцатой строфой...